[OE-fest]

Название: 16 дней
Размер: 950, драббл
Пейринг/Персонажи: Олаф Кальдмеер, Ротгер Вальдес
Жанр:

спойлер!

юмор с элементами драмы
Рейтинг: G
Примечания: по заявке:«Альмейда даёт Вальдесу 16 дней на то, чтобы избавиться от Кальдмеера. Обратный отсчёт».

Весь первый день Ротгер невнятно, но грозно ругается, и ходит мрачным настолько, что с ним боятся здороваться на улицах.

На второй день Олаф как бы между прочим замечает:
- Я бы предположил по вашему настроению, что дриксенский флот снова пытается взять Хексберг, но поскольку весь дриксенский флот в моём лице уже здесь…
- В том-то и дело, дорогой адмирал цур зее, - невнятно отвечает Ротгер.

На третий день Ротгер берет себя в руки. Он серьёзно и обстоятельно обсуждает сложившуюся ситуацию с Олафом:
- Вера альмиранте в сакральные числа умиляет мою бергерскую половину, но настораживает марикьярскую. Не знаю, что именно он имел в виду, когда говорил избавиться от вас, но за шестнадцать дней вы бы дошли до Дриксен даже пешком. Но это жестоко, снаружи снова дождит.
- Избавиться от меня? Через шестнадцать дней? Ротгер?
- Ой, не берите в голову. Избавлюсь как-нибудь.

В четвёртый и пятый дни Ротгер не менее серьёзно и обстоятельно напивается. Впутывая в это дело всех своих друзей и знакомых, кого отпускают жены. Ну, то есть, человек сто, не меньше. Да кто бы стал их считать? Естественно, всё это время Ротгер находится в центре внимания, его окружают сочувствием, и он играет главную роль в драме имени себя. Ему дают советы, ему шепчут пьяные утешения, пока веселье не привлекает Альмейду, которого всегда зовут, а в этот раз не позвали.

На шестой день Ротгер исправляет ошибку и пытается позвать Альмейду. Остаток вечера Ротгер лежит на коротковатом для него диване в гостиной и мужественно терпит заботу Олафа. Тот прикладывает лёд к синяку на опухшей скуле, в десятый раз выслушивая историю драки с альмиранте.
Пока Ротгер принудительно лежит, история обрастает подробностями. На стороне Альмейды выступают сотни закатных тварей, воскресший Ракан и раскрашенные ызарги, а на стороне Ротгера выступают честь, правда и какие-то ещё смутно знакомые ему слова.

Весь седьмой день Олаф думает о том, как здорово было бы избавиться от Ротгера. Что бы это ни значило. Но от Ротгера так просто не избавишься – проверено.

Восьмой и девятый дни Олаф посвящает написанию писем. Он пишет Руппи в Дриксен, и самому Ротгеру – в соседнюю спальню, начиная словами: «У вас никогда не хватало времени как следует меня выслушать, так имейте же совесть исполнить мою последнюю волю и дочитайте это письмо до конца…»

На десятый день Олаф вычеркивает из письма слово «совесть» (оно повторяется там двадцать семь раз). Потом он переписывает письмо ещё раз, сокращая его с пяти листов до двух. Так Ротгер точно прочтёт. Ну, хотя бы попытается. Если ни на что не отвлечётся.

На одиннадцатый день они сидят у камина, пьют «Кровь», делятся безобидными морскими байками, и когда Ротгер засыпает в своём кресле, внутри у Олафа становится так холодно и пусто, что на глаза наворачиваются слёзы. Ротгер бы сказал, что это от голода живот сводит. Да если бы так… Мысль о том, что сказал бы Ротгер, почему-то нисколько не улучшает дело, наоборот, глаза приходится промокнуть ладонью. Конечно, никого счастливого финала у этой истории не могло быть с самого начала, но иногда так приятно погрязнуть в блаженном самообмане…

На двенадцатый день Олаф сжигает письма и покидает гостеприимный дом покойного дядюшки через окно. На улице действительно дождит, мелко так, неприятно. Олаф с удовольствием подставляет лицо холодным каплям и глубже натягивает капюшон. Ему удаётся беспрепятственно добраться до порта, но там недружелюбно настроенная кэцхен срывает ему сделку с холтийским торговцем, который собирался сняться с якоря на рассвете.

На тринадцатый день Олаф снова покидает гостеприимный дом через окно, дождя нет. Он доходит до ворот, но на воротах стоит недружелюбно настроенная кэцхен и качает головой. Ну и кошки закатные с тобой, думает Олаф. Начинается дождь, и ему очень хочется вернуться обратно, на самом деле.

На четырнадцатый день Олаф мягко интересуется у Ротгера, что тот намерен делать с приказом Альмейды. После чего выслушивает дюжину историй одна невероятнее другой, и сам не понимает, когда и почему начал смеяться. Вообще это не должно быть смешно, просто веселье Ротгера всегда такое заразительное.
Олаф не хочет, чтобы Ротгер избавлялся от него. Не то, чтобы его желание имело значение…

На пятнадцатый день Олаф пишет письма заново. Письмо Ротгеру он сокращает до половины листа. Так надежнее, думает Олаф. Ещё надежнее было бы картинку нарисовать, но это не его сильная сторона - рисовать. С другой стороны, письмо прочитаешь и забудешь, а картинку можно повесить над кроватью или над камином, смотреть на неё и вспоминать их вечера и приятные беседы.

Весь шестнадцатый день Олаф собирался посвятить молитвам, но вместо этого рисует двух человечков на фоне моря, и камин уже переполнен пеплом неудавшихся рисунков. Ротгер где-то пропадает весь день. Может быть, готовит место для казни, может быть, снова пошел драться с Альмейдой и они случайно вместе напились. Под утро Олаф понимает, что рисовал неправильно и слишком увлекался деталями.
В итоге человечки получаются похожи на два овала на ножках, но опознать их не трудно, одного – по шраму в половину верхнего овала, второго – по длинным волосам и хищно выставленной шпаге. Конечно, Олаф и этот рисунок сжигает. Но всё равно, вспоминать о нём приятно.
Впрочем, молитвы никто не отменял, и спать уже не придётся.

Ближе к обеду следующего дня приходит Альмейда.
Он странно смотрит на Олафа. Потом смотрит на Ротгера.
- Я же просил избавиться от него, - цедит он.
- От кого? – удивлённо переспрашивает Ротгер.
- От Кальдмеера, - рычит Первый адмирал.
- А тут никакого Кальдмеера нет. Есть Олаф Вальдес, мой старший братец. О чём и соответствующая бумага имеется. Со всеми печатями. Ну а что, где семеро, там и восьмому место найдётся. Вот, извольте ознакомиться, альмиранте… Э, нет, из моих рук!..
Вечер семнадцатого дня Олаф проводит около уложенного на диван Ротгера. Новый синяк почти не видно, к тому же Олаф лично наблюдал за короткой потасовкой (и даже поучаствовал, оттащив взбешенного Ротгера за шиворот от взбешенного Альмейды).
Но это нисколько не мешает Ротгеру взахлёб описывать все её несуществующие подробности и тоном погибающего героя требовать новый лёд, потому что тот, что Олаф принёс пол склянки назад, уже недостаточно льдистый.
Ну что же, Олаф совершенно не прочь принести ему лёд. Потому что даже если дело дойдёт до настоящей драки, Ротгер всегда будет на его стороне.